Ушёл, «не долюбив, не докурив последней папиросы»

«Мы были высоки, русоволосы.

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли, не долюбив,

Не докурив последней папиросы…»

Эти стихи Николая Майорова о себе и своем поколении, грудью встретившем страшного врага и павшем на полях брани, трогают до слез, вновь заставляя нас скорбеть о тех огромных потерях, которые легли на алтарь Великой Победы. В 23 года погиб Николай Майоров.

Евгений Быстров, о котором сегодня рассказывает его сестра труженица тыла Антонина Ивановна Фролова, тоже представитель этого поколения. Вражеский снаряд унес его жизнь в 19 лет.

Мой брат Женя был старше меня всего на два года, но был непререкаемым авторитетом, защитником меня и младшего брата Виктора. Мы ведь в 1938 году остались без папы, его, слесаря локомотивного депо, преподавателя ЖУ, репрессировали и через пять месяцев расстреляли. 14-летний Женя был главным помощником маме. Он учился в 33 школе, учился хорошо, зная, что от этого зависит будущее его и всей семьи. Он активно занимался спортом, отлично сдал нормы комплекса «Будь готов к труду и обороне». Как было не гордиться таким братом! А еще он был склонен к выступлению на сцене. Часто рассматриваю семейные альбомы, и в нем снимки Жени из спектакля «Тревожный гудок». Это он в клубе в драмкружке занимался, а еще играл в струнном оркестре. Талант у него был. Понимаете, Женя все всегда успевал, был очень пунктуальным, работоспособным.

Вот еще фотография – улыбающиеся девушки и юноши и среди них Женя. Этот снимок сделан в июне 1941 года после окончания 10 класса и получения аттестата зрелости. И, действительно, они были зрелые, готовые на все: и трудиться ударно, и учиться профессии, и Родину защищать.

Женю не призвали в армию в 1941 году – он, занимаясь спортом, получил травму, и потому дали отсрочку. Он пошел работать в паровозное депо, наверное, слесарем, точно не помню. А потом перешел физруком в госпиталь, который открылся в его родной 33 школе. Добрый, чуткий к чужой боли, Женя очень подходил для этой работы. Благодаря лечебной гимнастике, которой брат занимался с ранеными, многие из них преодолевали последствия ранений, контузий и снова возвращались в строй.

Дома Женя рассказывал, как тяжело видеть мужчин беспомощными.

- Я делаю все, чтобы поставить их на ноги, — говорил он. И слову своему был верен.

Евгения призвали в действующую армию в августе 1942 года. Можете представить, как все мы переживали за него, как плакали, прощаясь. Но на фронт Евгений попал не сразу. Полгода служил в Асино, был командиром, обучал молодых призывников боевой подготовке, учил стрелять и т.д.

А в начале февраля 1943 года эшелон увозил Женю на фронт. Но выпало счастье – эшелон сутки стоял в Тайге. Первым делом Женя забежал к своей девушке Ирине Хавкуновой, любовь у них была. Этим он обидел маму, которая считала, что сначала он должен прийти домой. Но обида тут же была забыта за всеобщей нашей радостью, объятиями, поцелуями. День прошел незаметно. Мы наглядеться, надышаться не могли на любимого брата. А уже настала минута расставания. Мы понимали, что теперь бойцов, которых увозил эшелон на запад, ждут тяжкие испытания. У нас щемило сердце, мама все наказывала: «Женечка, береги себя!».

Воевал Женя на Центральном фронте. Был он старшим сержантом, командиром взвода 203 гвардейского полка 70 гвардейской стрелковой дивизии.

Боевое крещение принял в боях за Москву. Он писал бодрые, патриотичные письма, но также интересовался, как мы выживаем. Например, я запомнила из одного письма такие строки: «Вчера под Москвой был бой, жестокий, беспощадный, но врагу не удалось прорвать оборону, мы, сибиряки, непобедимы и врагу не отдадим нашу столицу».

Всего 5 месяцев воевал Евгений Быстров. Их дивизию бросали в самые яростные бои. Вот и на Курской дуге бесстрашно бился с врагами наш Женя, а ведь битва эта была решающей в обеспечении коренного перелома в ходе войны. Здесь и сложил свою голову, «не долюбив, не докурив последней папиросы»… Боевые друзья написали, что Евгений командовал расчетом огромного артиллерийского орудия, оно было уязвимо для врага. Бомба накрыла орудие, похоронив и весь расчет.

Сначала похоронку принесли мне на работу. Горе, которое не передать словами… Сколько советских людей его пережили!

Домой к маме вместе со мной пришли ее сослуживцы по Сбербанку, зная, какая трагедия будет для нее похоронка. И мама сразу сердцем беду почуяла. Слезы градом брызнули из глаз, рыдания душили, рвались наружу, а руки рвали на голове волосы… И как было успокоить ее в таком неизбывном горе?!

Долгие годы мама, Любовь Федоровна, ждала сына домой. Она знала, что иногда после похоронки возвращались домой солдаты, что многие лечились в госпиталях и не могли родным подать весточку. А младший брат Виктор сына назвал Евгением в честь дяди.

Ныло, стонало материнское сердце, пока не стало возможным отыскивать следы погибших воинов. И на наш запрос пришел ответ: Евгений Иванович Быстров был похоронен севернее деревни Кошары, а затем перезахоронен в братскую могилу села Ольховатка Поныровского района Курской области.

Омыв этот кусочек бумаги горькими слезами, мама засобиралась в дорогу.

- Хочу увидеть, где сложил голову сыночек мой, где его могила, — говорила она.

В путь отправилась она с моим братом Виктором и его сыном Женей. Было это в июле 1977 года. Спустя 34 года после гибели Евгения пришли на его могилу родные любящие люди. Тяжелая это была встреча. Причитания мамы, почти лишившейся чувств, слезы Виктора...

Потом они рассказывали, как гостеприимно их встретили в с. Ольховатка, провели на огромное кладбище, где памятных досок с именами погибших не счесть. Среди них и имя Евгения Ивановича Быстрова. Кладбище ухоженное, видно, чтят местные жители память людей, отстоявших их землю ценой своей жизни.

Привезла мама домой земли с братской могилы. И как-то успокоилась, перестала жить постоянным ожиданием встречи с сыном. Он погиб и похоронен по-людски, и это было важно для нее.

Вот уже младшего брата Виктора нет среди нас. Но я, его дети, все родственники хранят память о нашем герое. И думаю, будут рассказывать о нем своим детям и внукам.

Записала В. Стифутина.